Темный Валентин. Путь Становления - Страница 67

Он навел меня на одну мысль. Я с детства жалел что не мог услышать маминого голоса. А ведь тетя всегда говорила что она прекрасно пела.

Закрыв глаза для лучшей концентрации, вновь погружаюсь в воспоминания. На самое дно.

— Поздравляю! У вас мальчик! — звучит несколько хриплый, но вполне женский голос.

Мне холодно и больно. Как оказывается — рождение очень неприятная штука. Гравитация кажется пытается раздавить мое хрупкое тело. Прохладный воздух с привкусом лекарств кажется что разрывает легкие, обжигая их.

Мой крик боли и страха заглушает большую часть окружающих звуков, которые не менее неприятны для моих нежных ушей.

Чувствую как меня обтирают, а потом пеленают, стянув все тело в небольшой сверток. Удивительно, но такое нехитрое дело немного меня успокаивает.

По крайней мере когда меня передают кому-то из рук в руки, а потом кладут кому-то под бок — я практически затихаю.

От лежащего человека исходит приятное тепло и что-то еще. Непонятное но очень знакомое. Родное.

Моим еще практически слепым глаза предстает странное, но завораживающее зрелище из переплетений сотен золотистых линий.

— У вас получился очень необычный, но красивый малыш, — все тот же хриплый женский голос сейчас звучит очень ласково. — Как собираетесь его назвать?

— Валентин, — тихий, практический шелестящий голос исходит со стороны золотистого сияния. — Его зовут Валентин… Мой мальчик… Малыш… — постепенно голос затихает.

— Доктор! Доктор, с пациенткой что-то не то! Скорей сюда!

— Так, что тут у нас? — мужской баритон несколько рассеян, но уже в следующее мгновение он собран и отдает резкие, отрывистые команды. — Быстро в реанимационную! Ребенка уберите! Вколите ей десять кубиков…

Я же не слушаю. Я смотрю как золотистые линии начинают стремительно гаснуть. Причем сияние из них не просто так рассеивается. Нет, оно тонким ручейком, таким себе туманом медленно вливается в меня.

Это страшно.

Я захожусь в плаче.

Из этого воспоминания меня практически выкинуло.

Тело трясло как после кошмара. Хотя кошмар по сравнению с этим — ничто. Опираюсь руками на стену и пытаюсь унять дрожащие конечности. О магии в этот раз даже не думаю. Не в таком состоянии. Сейчас простенькое исцеление вполне может обернуться в лучшем случае созданием Чумного Облака.

В поле зрения появляется моя трубка. Уже набитая и разожженная. Цепляюсь зубами за мундштук и судорожно кивнув Мааркусу, делаю глубокие затяжки, практически не выдыхая дым.

Через пару минут меня слегка отпускает и я медленно сползаю на пол. Радует что последний это камень, который к тому же был подвергнут моей магии. Холода сейчас я в принципе не чувствую. Бездумно пялюсь на противоположную стену. Сейчас даже перенесенный на ментальное тело разум не справляется то и дело «подвисая» как какой-то земной компьютер.

Меня вновь затягивает в водоворот воспоминаний.

Сквозь детскую дрему чувствую как ко мне приближаются двое. Они сильно отличаются от окружающих меня — они сильно похожи на золотистое сияние что раньше вошло в меня. Но в то же время они прямо-таки пылают, когда то сияние было достаточно слабым.

— Это он? — глубокий старческий голос полон любопытства.

— Несомненно. Да вы сами поглядите — все приметы на лицо. Причем в прямом смысле, — второй на порядок моложе, но в то же время какой-то хриплый.

— Да-а уж… Совсем там оборзели. Хорошо хоть выброс был достаточно сильным и его смогли засечь… Ладно — что делать будем?

— Ну… Может по пятой схеме?

— А не слишком жестоко?

— К кому? К ребенку или к его отцу?

— Хех… Тут ты конечно прав. Нечего детенышу в ту клоаку лезть. Да и вообще — нашли себе моду. Одно слово — чужаки.

— Скорей паразиты.

— Эт точно…

— Ладно действуем как всегда — ты держишь общий контур и запитку, а я занимаюсь плетением. Ох грехи мои тяжкие — гадкая же эта штука Маска…

Меня вновь обволакивает золотистое сияние. Только на этот раз оно не спешит входить в меня. И оно не кажется таким приятным. Скорей прохладным и колючим. Это страшно. Я захожусь в плаче.

Неприятные ощущения все нарастают, вызывая уже практически физическую боль, когда все вдруг кончается. Исчезновение дискомфорта действует оглушающее. Более того оно больше похоже на онемение. И чем сильнее разливается это онемение по телу — тем меньшим становиться золотистое сияние вокруг двух фигур, склонившихся надо мной.

— Ну вот и все малыш, — говорит ко мне мужчина с глубоким голосом. Странно, но чем больше я на него смотрю — тем хуже начинаю его видеть. Почему-то мое зрение ухудшается. — Живи малыш и будь спокоен. По крайней мере тебя никто никогда не обзовет «лас айре».

Я погружаюсь во тьму липкого сна, больше похожего на кошмар.

Пришел я в себя на полу. Голова жутко гудела как после хорошей гулянки.

Кое-как сев, нащупал все еще тлеющую трубку. Затянулся.

— О! Ты наконец пришел в себя? — рядом показался Мааркус.

— Сколько?.. — хрип вырвавшийся из моего горла заставил нас обоих поморщиться.

— Два часа.

— Угу… — киваю и вновь затягиваюсь, попутно напитывая шею Силой Жизни. Слегка попустило. — У меня вопрос.

— Весь во внимании, — почему-то бог мастеров в жутком возбуждении.

— Что значит «лас айре»?

— Хм… Где ты это услышал? — он даже не скрывает своего удивления.

— В детских воспоминаниях… Хм… А еще… — тут мне вспомнилась практика на четвертом курсе. — А еще от эльфа у Зачарованной долины.